Дихотомия «Свой/Чужой» и ее репрезентация в политической культуре Американской революции - Мария Александровна Филимонова
Статистики репрессий против лоялистов не существует до сих пор. Но конфискации их собственности были довольно масштабными. Так, только в графстве Суффолк (Массачусетс) и Бостоне в 1779–1780 гг. было распродано 35 земельных владений тори (в т. ч. поместье Ф. Бернарда, ушедшее с аукциона за 8886 ф. ст. в бумажной валюте штата); в 1781–1783 гг. продаже подлежало уже 110 участков[617]. Созданная после войны английская комиссия по разбору претензий лоялистов выслушала 5072 жалобы на конфискации со стороны революционных властей[618]. Что касается числа заключенных лоялистов, то по меньшей мере в штате Нью-Йорк оно было весьма впечатляющим. Здесь действовал комитет по «расследованию, обнаружению и пресечению всех заговоров, которые могут быть организованы в данном штате против свободы Америки». Председателем комитета был известный нью-йоркский политик Дж. Джей. Он энергично принялся за дело. По свидетельству его сына и биографа, аресты и ссылки были «почти неисчислимы». Число заключенных было так велико, что тюрем не хватало, и пришлось использовать в том же качестве церкви[619].
Случаи смертной казни были, видимо, довольно редкими (хотя и здесь статистики не существует). Например, в Виргинии, по словам Т. Джефферсона, за семь лет войны не был казнен ни один лоялист[620]. А вот в Пенсильвании такие случаи определенно имели место. Так, Элизабет Дринкер описывала казнь двух филадельфийцев, повешенных за сотрудничество с англичанами. Как и было принято в XVIII в., казнь была публичной и состоялась возле городской ратуши[621].
6.4. Национальное примирение?
На исправление и переубеждение лоялистов патриоты, в общем, не надеялись. «Скорее эфиоп сменит кожу, а леопард – пятна, чем тори станут вигами», – вздыхал делегат Конгресса У. Эллери[622]. Неудивительно, что перспектива национального примирения после заключения в 1783 г. Парижского мира представлялась проблематичной. Уровень взаимной нетерпимости был очень высок и не мог исчезнуть в одночасье. В частности, одна из статей мирного договора требовала прекратить конфискации собственности лоялистов, чему штаты и не подумали подчиниться. Так, Северная Каролина 7 мая 1783 г. приняла Акт о прощении и забвении. В нем объявлялась амнистия для всех лоялистов в пределах штата, если они не совершили тяжких правонарушений, но также подтверждались все проведенные ранее конфискации их собственности[623]. 12 мая 1784 г. Нью-Йорк принял поправку к акту о конфискации собственности лоялистов. По штату прошла новая волна спекуляции землями тори. Мелким покупателям они не были доступны. Продавались крупные участки, и к тому же с аукциона[624].
Пресса США на редкость единодушно призывала к изгнанию тори из страны. С точки зрения журналистов, гражданский мир с бывшими врагами был невозможен. Автор из Филадельфии, подписавшийся «Брут», резко заявлял: «Альтернативы нет: либо виги, либо тори должны быть изгнаны»[625]. Ему вторил нью-йоркский единомышленник: «Замечу лишь в отношении тори, что они никогда не смогут мирно жить среди нас. Они – заклятые враги республиканизма, и только страх может сдерживать их. Они не преминут пустить в ход все пружины, чтобы свергнуть наше правительство и установить монархию… Нам остается лишь одно: отправить их посылкой вслед за их собратьями в Новую Нищету»[626]. «New York Gazetteer» предупреждала, что тори скупят все имущество честных вигов и тогда к 1790-му году в легислатурах штатов и в Конгрессе останутся лишь эти новоявленные дворяне. Автор заканчивал патетическим призывом: «Да будет наша независимость благословением для всех вигов. И пусть виги позаботятся о себе и остерегаются агентов тори и их законников»[627].
В этих условиях примирительные выступления националистских лидеров звучали как глас вопиющего в пустыне. Дж. Джей убеждал: «За победой и миром, по моему мнению, должны следовать милосердие, умеренность и благожелательность, и мы должны остерегаться запятнать славу революции распущенностью и жестокостью»[628]. А. Гамильтон посвятил той же проблеме памфлет «Письма Фокиона». Автор считал, что нарушение договора противоречит как «духу вигизма», так и национальным интересам США. Несоблюдение условий договора давало Англии повод не выполнять свои обязательства перед Америкой: сохранять в своем ведении форты на территории США. «Нарушение договора с нашей стороны, – писал Гамильтон, – будет веской причиной для нарушения его с их стороны. Договор должен оставаться в силе или рухнуть для обеих. Преднамеренное нарушение хотя бы одной статьи аннулирует его целиком»[629]. Еще одна группа аргументов Гамильтона касалась распределения полномочий внутри Конфедерации. Право заключать международные договоры принадлежало Континентальному конгрессу. Неподчинение штатов центральной власти в этом вопросе казалось Гамильтону недопустимым. Он справедливо усматривал здесь все тот же дух сепаратизма, против которого так яростно боролся[630].
«Письма Фокиона» интересны также тем, что в них Гамильтон впервые проводит различие между политикой революционного правительства и политикой мирного времени. Как считал Гамильтон, в чрезвычайной ситуации, какой и является революция, жесткие меры против контрреволюционеров, не сочетающиеся с обычными либеральными принципами, могут быть оправданы: «В самом деле, случаи крайней необходимости – это исключение из всех общих правил»[631]. Однако с заключением мира революция, по его мнению, была завершена[632]. Наступила фаза нормализации, интересы дальнейшего развития революции должны были уступить интересу государства. На смену борьбе должна придти программа национального примирения. В новой ситуации более целесообразно было бы привлечь бывших лоялистов на сторону нового строя: «Сделайте так, чтобы те граждане, кто во время революции противостоял нам, были заинтересованы стать друзьями нового правительства, предложите им не только защиту, но и долю его привилегий, и они, несомненно, будут его друзьями»[633].
Памфлет вызвал резкие отклики. Некий «Механик» давал свою трактовку Парижского мира: «Мирный договор спасает этих людей (тори. – М.Ф.) от рук шерифа и палача и запрещает дальнейшие конфискации их имущества»; но не более того[634]. Автор статьи яростно нападал на «Фокиона», осуждая и саму попытку выступить адвокатом лоялистов, и молодость Гамильтона, и его незаконное рождение[635]. Вообще, защита тори сильно подорвала репутацию Гамильтона.
Все же процесс реэмиграции лоялистов в США шел в 1790х гг. Беженцы-тори возвращались (хотя власти Пенсильвании и отказали в разрешении на въезд для Дж. Гэллоуэя). В ряде случаев им удавалось и вернуть конфискованную собственность, но лишь после долгих запутанных процессов, которые в Нью-Йорке, например, не прекращались в течение полувека[636].
* * *
В целом, лоялисты были – наряду с англичанами, гессенскими наемниками и индейцами – еще одним объектом активного отторжения, по контрасту с которым
